Байка №4 — Борщ в период реабилитации

Мой и В. Лебедева полет на станции «Салют-7» в 1982 году проходил в формате длительной – 211 суток – экспедиции. В этот период магистральным направлением советской космонавтики было освоение длительных полетов, изучение возможностей и поведения человеческого организма в условиях невесомости. Путь космонавтики от 17 суток в космосе А. Николаева и В. Севастьянова до полуторагодового полета В. Полякова занял почти 25 лет и не был гладким. Наши с В. Лебедевым 211 суток в 1982 году лежали в середине этого пути и многое приходилось узнавать только экспериментально. Одной из таких неизвестных проблем была восстановление космонавта после длительного пребывания в невесомости.

Переход «с небес на землю» совсем не прост. В какой-то момент длительного полета организм проходит точку адаптации к новым условиям жизни, меняя привычки тела, способы передвижения, вкусы и предпочтения. И еще более грозный вопрос: сможет ли космонавт, длительно находившийся в состоянии невесомости, приспособившийся к ней, совершить обратный переход после посадки на землю? Ведь в невесомости из костей уходят минералы, мышцы постепенно атрофируются, меняются вкусовые ощущения, страдает опорно-двигательный и вестибулярный аппарат. Встреча с земной гравитацией после длительного пребывания в невесомости грозит нарушениями как в физическом состоянии человека, так и в его психологии, поведенческих привычках. Советская школа космической реабилитации выделяла два периода послеполетной программы: «острый период» до 20 дней, а затем – «санаторный» период, который мог длиться месяц и более. На деле полное восстановление нередко занимало больше времени. Сами космонавты выработали универсальную формулу: сколько дней или месяцев летал – столько и будешь восстанавливаться. Поскольку наша с В. Лебедевым космическая экспедиция длилась рекордное для 1980-х годов время – 211 суток, восстановительный период был чрезвычайно важен. Первый день нас вообще поддерживали под руки при ходьбе, а малейшее усилие требовало помощи. Это физическое ощущение земного тяготения, когда каждое движение дается с трудом, знают все космонавты.

Длительный полет вырабатывает много привычек, жизнь в условиях невесомости имеет свои преимущества и неудобства. Рабочие инструменты надо фиксировать, чтобы они не «летали» по станции. При этом можно оставить предмет в любом месте, даже в воздухе, просто разжав пальцы. Эта привычка иногда сказывалась и после полета. Во время реабилитации со мной была моя жена. Вечером мы, как обычно, пили чай. Получив чашку из рук жены, я отпил немного и машинально «поставил» ее там, где держал, т.е. в воздухе. В невесомости она бы там и осталась, а на земле, естественно, чашка упала и разбилась. На изумленный взгляд жены я даже не нашел, что сказать.

Непростым делом оказалось и восстановление вкусовых привычек – ведь на станции мы семь месяцев ели большей частью сублимированную и консервированную пищу. Первые дни нам старались не давать мясную пищу. На тарелке вместо сочного бифштекса красовался солидный ломоть вареной свеклы. А я не отношу себя к вегетарианцам, и вареные овощи в сочетании с бульоном меня не вдохновляли. На Кубани, где я вырос, самое важное и любимое блюдо – борщ. В России и на Украине существует множество его вариантов. Я ничего не ел в жизни вкуснее того борща, что варила моя мама. И вот в конце нашей реабилитации ко мне приехали мои земляки. По обычаю, приготовили обильный стол – к этому времени нас уже почти не ограничивали в выборе блюд. И появился он – кубанский борщ. Мне налили полную тарелку и протянули ее через стол. И я, в предвкушении удовольствия, встал, протянул руки и – непроизвольно оттолкнулся ногами от пола, готовый плыть, словно в невесомости, за этой тарелкой. Никто не понял моего странного движения. Конечно, взмыть в воздух мне не удалось, но тарелка восхитительного борща мне все-таки досталась. Мое тело все еще помнило преимущество невесомости и бессознательно попыталось использовать его.

Программа реабилитации после длительного полета в основном направлена на восстановление физических параметров, а вот с психологической адаптацией к земле было сложнее. Удивительно, но в космосе мне снилась земля, друзья, семья. А во время послеполетной реабилитации я все время «летал» во сне, слышал шум станции, анализировал работу, которую выполнял на орбите – никак не мог «приземлиться» психологически. Во время прогулок меня все время тянуло забраться повыше, встать на вершину даже небольшого холма, на крупный камень, чтобы вокруг было много воздуха. Сохранялось ощущение полета. Так что психологические следствия длительного полета и привычки, приобретенные в невесомости, еще долго давали о себе знать.

А.Н. Березовой
Летчик-космонавт

Байка №3 — Фартук для космонавта